От грозы к буре - Страница 35

К оглавлению

– Кто они? – уточнил князь.

– Местные, что здесь живут, – пояснил ведьмак.

– Пугаются? – осведомился Константин.

– Если бы, – недобро ухмыльнулся Маньяк. – Скорее звереют. Злоба у них какая-то появляется, и ненависть тоже.

– К кому?

– Да к тому, кто сказал его.

– А… крест? – спросил князь и тут же опасливо – не забыл ли надеть – нащупал его на груди, под рубахой.

Скепсис его с каждой минутой отползал куда-то вглубь, а свободное место заполнялось уверенностью, что здесь, в этих местах, и впрямь возможно все, и даже еще чуточку сверху. Подумалось также, что лучше, наверное, крест наружу вытащить, тогда и толку с него больше будет. Ведьмак молчал, и Константин переспросил:

– Боятся они креста?

– Ты же не святой, – лаконично ответил Маньяк. – Тут главное, чтобы вера была о-го-го. А так с него проку… – Он, не договорив, пренебрежительно махнул рукой и скомандовал все тем же еле слышным шепотом: – Ну, пошли. Самое страшное пройти осталось, – и предупредил: – И молчи, главное, княже. Чтоб ни узрел – молчи. Тогда спасешься.

Они двинулись дальше. Тропинку, совершенно невидимую в кромешной тьме, Маньяк каким-то чудом угадывал, но об узловатые корневища, которые то и дело попадались Константину под ноги, князь по-прежнему спотыкался столь же часто, каждый раз с трудом удерживая равновесие.

Споткнувшись в очередной раз, Константин взвыл от боли и чертыхнулся вполголоса. Маньяк угрожающе засопел, но ничего не сказал, зато немного впереди тут же послышались голоса. Звучали они неразборчиво, и ни одного слова нельзя было понять. Оба путника застыли на месте. Голоса понемногу приближались. Было в них что-то настолько злобное, что у Константина даже мурашки по коже побежали.

Он послушно стоял рядом с Маньяком, хотя больше всего ему хотелось пуститься бежать куда-нибудь сломя голову, чтобы только их не слышать. Стараясь не то чтобы не шевелиться, а и вовсе не дышать, Константин заметил еле видимые глазу даже не силуэты, а блеклые контуры приближающихся низкорослых фигур. Выглядели они скорее пародией на человека, жуткой и отвратительной. Было их немного – пять или шесть, но шли они как бы врассыпную, занимаясь своего рода прочесыванием местности, чтобы никто из встретившихся не смог уже ускользнуть куда-либо в сторону.

Маньяк зачем-то помахал свободной рукой, чертя в воздухе замысловатые знаки, и две самые ближние и шедшие прямо на путников фигуры неожиданно повернули в стороны, продолжая двигаться в известном только им одним направлении. Текли минуты, каждая из которых казалась вечностью, но Константин продолжал стоять неподвижно, повинуясь удерживающей его на месте руке Маньяка.

Наконец голоса стали стихать, явно удаляясь. Теперь в них, помимо злобы, слышалась еще и легкая примесь разочарования. Вскоре все смолкло. Однако Маньяк не торопился. Лишь выждав зачем-то еще пару минут, он легонько потянул князя за руку, давая понять, что можно двигаться вперед.

Всю оставшуюся дорогу вплоть до выхода из леса напарник Константина только мрачно сопел, давая понять, что княжий промах зафиксирован и взбучки не миновать. Едва они вышли на опушку, где их уже встретил тусклым светом бледный рассвет, Маньяк дал волю столь долго сдерживаемым чувствам.

– Княже, – начал он многозначительно, причем даже это стандартное обращение звучало как неприличное ругательство, столько было вложено в него злости и презрения к некоему неумехе. – Это тебе не по Рязани своей шляться, – последнее слово было произнесено с еще большей злостью и сарказмом: – Это Веселый лес. ВЕ-СЕ-ЛЫЙ, – почти по складам многозначительно повторил ведьмак. – Он тишину любит. А ежели погорланить хочется, так сразу бы и перся туда один. Мне-то почто с тобой вместях пропадать. Тебе и нечисти особливо не надо – дикиньких мужичков за глаза хватило бы. Ну и напарничком Всевед одарил! С таким… А ежели бы меня рядом не было – что тогда?

– Тогда и меня в этом лесу не было бы, – резонно возразил Константин. – Тем более ночью.

Крыть было нечем. Маньяк хотел было все-таки сказать еще кое-что, но, глянув на Константина, лишь довольно расхохотался.

– А что, напужался, княже?

– Да было маленько, – улыбнулся смущенно Константин.

– Маленько, – протянул насмешливо Маньяк. – Ежели бы я тебя за руку не держал, то такого бы деру дал куда глаза глядят…

– Это точно, – подтвердил Константин.

– А знаешь, сколько пробежал бы? Сажен десять, не более. От них не уйти. Тут спасенье одно – на месте стоять. Ну-ну, ничего, – ободрил он под конец и вновь нашел повод для похвалы: – А что честно мне тут о страхе поведал – то славно. Это я люблю. Не забоялся, что на смех подыму.

– Да такое и не скроешь, как бы ни хотел, – пожал плечами Константин.

– Это еще нам с тобой свезло непомерно. Одна только мелочь на пути попадалась, – заметил ведьмак. – Вот если бы Одноглазый Медведь навстречу вышел, то тут молчи – не молчи, бесполезно. Одно лишь спасение – на дерево залезть и рассвета дождаться.

– А он следом не полезет? – хмуро уточнил князь.

– Тю на тебя, – удивился Маньяк. – Это ж медведь, а не белка.

– Но он же одноглазый и из Веселого леса.

– Да нет. Все равно не полезет, – уже с меньшей уверенностью в голосе ответил ведьмак и снова оживился. – Жаль, что Хромое дерево показать не удалось. Дрыхло, видать. Ловкое оно – страсть. А коль нам…

– А зачем ты, зная все это, потащил меня сюда, да еще ночью? – перебил его возмущенный Константин.

– Так ты же сам просил, – несколько растерянно заметил Маньяк. – Вот и поглядел, – и ехидно поинтересовался: – Теперь-то ты совсем веришь или как прежде – не больно-то? А то, если хочешь, вернемся и еще раз прогуляемся?