Так седмица прошла, другая потянулась. Тишина кругом. Будто забыли про них булгары. Нет, корм исправно поставляли в дом, что им для жилья отвели. И напитков ароматных, даже медов хмельных, тоже привозили без счета. Но не зря тревожился Творимир, вспоминая пословицу, что там, где мягко стелют, иной раз жестко спать приходится, ох не зря.
И правильно рекло ему сердце-вещун. Судьба послов Ярослава, равно как и само решение эмира, на волоске зависла. В какую сторону полетит – неведомо, потому что два сына-погодка друг с дружкой сцепились, уступать не желая.
Абдулла-бек больше на уговор нажимал, который они с Константином заключили. Мол, не дело это, великий эмир, сызнова переиначивать. Коли уж решили один раз, так давай и будем этого держаться.
– Я же от твоего имени на священный свиток руку возложил, когда клялся. К тому же все земли в руках князя Константина. У него люди, у него сила. Ему выгоднее помогать, – убеждал он отца.
Молчал Ильгам ибн Салим. Ничего не отвечал. А Мультек-бек иную позицию занял.
– Посмотри, отец, сколько мы приобретем одним разом, – говорил он. – Град Великий Устюг наш будет, гривны, что мы Константину отдали, себе заберем и еще вдвое больше возьмем. Воины добычу возьмут – это тоже хорошо. Но главное в том, что все знать будут – не мы Руси, а она нам дань уплатила. К тому же мы слабому поможем. Осильнев, он нам обязан будет.
По-прежнему молчал хан. И этому сыну он ничего не ответил. Зато Абдулла-бек голос подал:
– Ты забыл, брат, сколько раз полки отца этого князя на Булгарию ходили. И всегда они воевали, не желая сразу миром дело окончить. Да и сам Ярослав тоже хорош! Вспомни, что нам про него сказывали и как он с простыми купцами поступил, когда его под Липицей разбили.
– То не наши купцы были, не булгарские, – нашелся Мультек.
– Так это еще хуже, – резонно возразил Абдулла. – Если он со своими так поступает, свои города голодом морит, своих купцов живьем в землю закапывает, то чего нам от него ждать?! Вот о чем подумать надобно. И здесь то же самое. Ведь это не Константин на него войной пошел – он-то как раз мира хотел.
– Все равно он останется чужим для нас, – упрямо заявил Мультек.
– А я что, предлагаю породниться с Рязанью?! Но он стал нашим другом.
Ильгам ибн Салим слегка кашлянул.
– Союзником, – поправил он спокойно.
– И то пока лишь на словах да на бумаге, – радостно добавил Мультек.
– Пусть так, – не сдавался Абдулла. – Но и этого достаточно. Еще полгода назад мы были одни, совсем одни. Теперь мы заключили договор, и не только о мире, как обычно, но и о ратной помощи друг другу. Что же нам – все это разрушить? Зачем? А главное – в такое время?
– А что время? – хмыкнул Мультек, пожав плечами. – Время сейчас как раз спокойное.
– Спокойное, говоришь? – вскипел Абдулла. – Посмотри на полуденные страны. У шаха Мухаммеда сильное войско было. Его земли от моря до моря лежали. Где ныне семивратая Бухара?! В огне пожарищ. Что с Семеркендом? Тоже разрушен. О прочих я и вовсе молчу. Не сегодня-завтра и Гургандж заполыхает. Или ты мыслишь, что злобный степняк остановится? Хорошо, если аллах не позволит ему прийти на наши земли. Но если он все-таки допустит это, ибо кто ведает все помыслы его и изгибы дум – что тогда? Константин понимает это. Он не стал проливать кровь наших людей. Он хочет жить в мире со своими соседями.
– Вспомни лучше, сколько отцу пришлось заплатить за этот договор, – не уступал Мультек.
– Мне нечего вспоминать. Когда я его предложил, рязанский князь не запросил ни на одну гривну больше того, о чем было сказано вначале. Он поверил нам.
– Да не в гривнах дело. Унизительно великому эмиру Булгарии платить дань какой-то Руси! – перешел на крик Мультек, с ненавистью глядя на брата.
– Не какой-то. Зачем так говоришь? Унижая другого, сам этим не возвысишься. И мы не платили дань. Константин поступил благородно. Он не стал спорить с нашими фатихами, когда те в договоре указали, что эти гривны – подарок за причиненную обиду, – начал в свою очередь злиться Абдулла. – А вот боярину, который прибыл во главе посольства от Ярослава, как раз есть чему поучиться у рязанского князя. Он раз десять произнес слово «дань», будто наслаждался им. Мне даже стыдно стало перед великим эмиром, словно это я сам выдумываю это слово.
Ильгам ибн Салим продолжал хранить молчание, и страсти накалялись.
– Он согласился на договор, потому что боялся наших воинов. Мы бы разбили его, отец. Напрасно ты отказался от сражения. Он бы не устоял, потому что на двух его ратников приходилось трое наших. – Глаза Мультека воинственно сверкали.
– И здесь ты не прав, брат, – усмехнулся Абдулла. – Даже если бы у тебя было вдвое больше воинов, он все равно победил бы. Не веришь мне – спроси у Керима, а еще вспомни рассказ аль Бикера, который прошлую зиму был в Коломне и застал ту страшную сечу между Константином и Ярославом. Да и тут перед нами рязанский князь не скрывал свою силу, хотя, как мудрый человек, и не хвалился ею. Его пеших воинов может сломить только тяжелая конница рыцарей-меченосцев, и то, если их будет не меньше чем один всадник на двух ратников, иначе они устоят и перед ними.
– Но ныне против него две половецкие орды и вся остальная Русь. Ему не устоять. Я не хочу, чтобы Булгария была в числе побежденных.
– А я верю в Константина. Он мудр, его воеводы хитры, а вои отважны. Он устоит. Мы окажемся в числе побежденных, если станем помогать Ярославу.
– Но зачем нам помогать сильному? Если князь Константин сейчас победит, то станет слишком могуч. Как бы он не привел войско к нашим городам раньше, чем это сделает далекий степняк. Ты можешь, приложив руку к груди, дать отцу клятву в том, что он это не сделает?! – упирался Мультек.