Град оный устояша, ибо егда мужи вятшие восхотеша врата воям святым отворити, то гражане, неким кузнецом Сергием Ивановым и холопом княжим Михалкой ведомые, по наущенью диавола, оных мужей на тех же вратах казниша, а сами семши крепка и глум всякий учиниша писати князьям славным руцею сваею холопскаю.
И бысть сеча велика, и за грехи мнози отворотиша бог лик свой и убивахом люд чесной резанцы безбожны и возрыдаша Русь слезою кроваваю.
И вскричаша Константин громко: «Не попущу того, дабы люд оный, кой меня Заступником Божиим прозваша, узрети воев чужих возмог на земле моей».
И учиниша тут сечу велику, и побиша малыми силами ворогов своих нещитано, остатние же вои вместях с Константином ушед в леса, дабы туда за собой всех заманити да на земли свои не пустити.
И пришед о ту пору под град Рстиславль рати, кои воевода резанский Вячеслав Михайлович собрали, и подъяли оне стяги с соколом златым и убояшись мнози и бежали вси, и побивахом их воевода.
Где-то на третий или на четвертый день Константину удалась попытка прорвать кольцо окружения, и он сумел со всей своей дружиной уйти в леса, которые окружали Ростиславль.
Если исходить из моральных факторов, то это выглядело с его стороны не совсем этично – бросить по сути беззащитный город на произвол судьбы. Однако, исходя из стратегии того времени и практики военных действий, такой поступок вполне оправдан. Если бы он попал в плен, война тут же закончилась бы его безусловным поражением, а так Константин, пожертвовав малым, то есть городом, тем самым спасал большое, то есть все свое княжество.
Что касается Ростиславля, то тут многое до конца не ясно. Оставшись беззащитным, город тем не менее не пал, а продержался до прихода основных рязанских сил, благодаря мятежу, который подняли горожане. Что касается имен их славных представителей, то не следует думать, основываясь только на сходстве имен, что это были знаменитые Сергей Вячеславович Иванов и изобретатель Михаил Юрьевич. Слишком высоко ценил их обоих князь Константин, чтобы позволить себе рисковать их жизнями. К тому же проживали они в Ожске, а отнюдь не в Ростиславле. Полагаю, что даже если бы они по какой-то надобности и оказались там незадолго до начала военных действий, то князь все равно успел бы их немедленно удалить. К тому же Сергей Иванов назван кузнецом, что тоже не соответствует истине.
Очевидно, что битву под Ростиславлем можно смело отнести к разряду наиболее ожесточенных в этой, как ее метко окрестил академик Потапов, «войне сокола против креста». Достаточно сказать, что после нее уцелел лишь один князь из всего черниговского рода, а что касается новгород-северских князей, то они, надо полагать, погибли все.
В одно мгновенье бранный луг
Покрыт холмами тел кровавых,
Живых, раздавленных, безглавых,
Громадой копий, стрел, кольчуг.
А. С. Пушкин
Первым был Пронск. С ним получилось не все ладно. Самую малость поспешили воеводы пеших полков, прибыв на пару дней раньше установленных сроков. Правда, остановились они не у самого города, а намного дальше, чтобы половцы не заметили, однако не тут-то было. Хитер был половецкий хан Котян, хитер и осторожен. Все-таки более полусотни лет прожил он на белом свете. У степняков такой возраст считается не просто почтенным – преклонным. А сколько лет из них он стоял во главе своей орды? Полжизни, если не больше. Тут уж и вовсе год за три идет.
Его сторожа до полусотни верст от Пронска крылья раскинула, вот и не углядели воеводы, как их обнаружил один из разъездов. Поняли лишь, когда те сами, не таясь, назад к хану вскачь подались.
Заслон же, к тому времени выставленный Вячеславом выше по течению Прони, был еще непрочен. Из семи полков, что он вел, всего четыре прибыли на место. Правда, тут Котяна как раз его осторожность и неспешность несколько подвели. Ему бы сразу ринуться на прорыв, собрав все силы свои в один мощный кулак, он же промедлил. К тому же о том, что удар русичи предполагают нанести сразу с двух сторон, хан уразумел тоже не сразу. Лишь когда его орда, понемногу отходя вдоль реки Кердь, которая впадает в Проню недалеко от города, напоролась на передовые заставы ростовского полка, чуть выдвинутого вперед, до него это дошло. Тысяцкий Лисуня ратников своих завсегда берег, но ныне ради общего дела людишек не пощадил – встал намертво, дав время остальным полкам подтянуться.
Откачнулся Котян, призадумался. Было старому половцу над чем голову поломать. Кердь форсировать недолго, чтоб на запад уйти из рязанских пределов, но там он в водном кольце окажется. Проня – река интересная. Поначалу от истоков своих она курс строго на запад берет, прямиком к Дону устремляясь. Потом, верст через двадцать пять-тридцать, она, передумав видать, почти строго на север сворачивает. Еще верст через тридцать – новый изгиб, уже на восток, и тоже чуть ли на все сто градусов. На него она дольше курс держит – почти сорок верст, а затем еще один малый поворотец совершает, на сей раз к югу, но не до конца. На юго-восток надо проплыть двадцать пять верст, тут-то тебе Пронск на пути и встретится. Встретившись с Кердью, она еще некоторое время прямо течет, а потом на север дорожка водная поворачивает, к Оке-матушке да к Рязани светлой. Получается эдакая буква «С» с непомерно вытянутой, будто хоботок, верхней частью полукружья.
По большей ее части не только ладья проплывет, но и корабль малый пройти сумеет. А время-то поджимает. Ладьи русичей, которые вверх по Керди подались, уже верстах в пяти от половецкого стана, где все ханского решения ждут, а Котян все мыслит.